Пока дзен-буддисты угорают по концепции «всё вокруг – пустота, принявшая форму», бледнолицые сосредотачивают своё внимание на каждом изгибе этой самой формы. Ведь через долгую и занудную проработку дизайна удаётся наделить вещь векторами эмоций. Нежный, агрессивный, напористый, брутальный, женственный – все эти черты, изначально свойственные живому организму, можно передать через линии и изгибы. Весьма абстрактное, на первый взгляд, вступление играет заметную роль в нашей сегодняшней дискуссии, но путь к ней мы бы хотели начать очень издалека, так как часть интересующей нас информации лежит в эфемерном и липком мире моды.

В 20-е годы фэшн-диктатура задвинула женственность самок человека на задний план. В арьергарде теперь хозяйничали пубертатные мальчишеские фигуры и спортивный стиль. Корсеты и кринолин утонули, как «Титаник», зато пышным цветом расцвёл прямой покрой, шорты и разноцветные пижамы, в которых тян щеголяли по улицам и на пляжах. 30-е немного разбавили пацанок облегающими платьями с огромными вырезами – спасибо киноиндустрии! А потом грянула Вторая Мировая, и женщинам пришлось активно вкалывать на заводах, а наряжаться в пух и прах после смены у них уже не было ни сил, ни причины. Так бы всё и продолжалось, наверное, до середины 50-х, если бы не ушлый Кристиан Диор (Christian Dior), который как-то в 47-м встал да и гаркнул во всё горло: «Заебали эти бабцы с плечами боксёра, талией макивары и натянутой поверх униформой! Хочу нормальную женщину!». И давай клепать платья всяческие, не жалея ни сил, ни материала. Наряды Диора так и манили роскошью, что для заёбанного униформой бабья 40-х было подобно глотку свободы. Критики, конечно, и тут нашлись: из-за обилия материала некоторые платья весили по нескольку десятков килограмм, а плотных скво приходилось засовывать в корсет, чтобы те могли помодничать.

Затхлое дыхание войны коснулось не только моды в одежде; любимые игрушки для мальчиков ждал свой "new look". Плотно задумываться о дизайне америкосы начали ещё в 20-х – спасибо дяде Харли Эрлу (Harley J. Earl) и его концепт-кару (первому в мире, надо сказать) Buick Y-Job. Но по-настоящему всё это дело раскрылось только в 50-е: громадные фулл-сайзы, невероятное количество хрома, космические сопла и плавники, плавники повсюду! И разумеется, всё это великолепие приводилось в движение восьмицилиндровыми моторами!

Детройтская компания Chrysler хоть и считалась гигантом, но вечно шла далеко позади General Motors и Ford – именно они диктовали моду в автомобилестроении, а «Крайслер» неизменно пытался выползти на роль третьей силы. Безуспешно: с каждым годом модели компании казались всё более отсталыми на фоне конкурентов, повергая боссов автомобильного гиганта в пучину депрессии.

Баланс сил нарушил дизайнер Вёрджил Экснер (Virgil Exner), породивший направление «Forward Look» («Взгляд вперёд»), отличавшийся и агрессией, и изяществом, и стремительностью линий. Этот подход вобрал в себя автомобиль – главный герой нашей беседы. Знакомьтесь, Plymouth Fury!

Конструкторы взяли за основу Plymouth Belvedere и довели до ума напильником: переделали интерьер, поработали с бамперами, полностью исключили из уравнения седаны – только двухдверный хард-топ! Автомобиль был нашпигован хромом снаружи, а внутри водителя ждала металлическая отделка. Даже само название – Fury, то есть ярость (плюс аллюзия на древнеримскую Фурию, богиню гнева и мести) – было продуманным маркетинговым ходом. В стандартной модификации в авто стоял восьмицилиндровый блок на 5.2 литра с двумя четырёхкамерными карбюраторами. Такой движок выдавал 290 л/с при 5200 об/м. Это мы говорим о моделях 56-57-х годов. А в 58-м появилась новая фишка: 305-сильный Golden Commando объёмом 5.7 литра. Весьма мощный для 50-х: он разгонял двухтонного монстра до 100 км/ч меньше, чем за 8 секунд, а предел скорости кончался на отметке 240 км/ч... Shock and aw...

Вот про такую вот дуру Стивен Кинг (Steven King) решил сочинить роман, а Джон Карпентер взялся его экранизировать. И как "тру-мустанг" ассоциируется у автодрочеров исключительно с Элеонор, так и Plymouth Fury получил своё собственное имя, Кристина...

Сразу оговоримся: мы рассматриваем экранизацию как отдельное произведение, без привязки к роману Кинга. Поэтому сравнение фильма с книгой будет минимальным. Забудем о Короле и сосредоточимся на Плотнике!

Для начала мы быстренько пройдёмся по фабуле картины. Знакомьтесь, Арни Каннингем – типичный американский задрот. Очки, прыщи, робость, пиздюли от сверстников, френдзона от кукольных старшеклассниц. У Арни есть лишь одно преимущество перед другими нёрдами – это его лучший (и единственный) друг Денис Гилдер, который может и до школы подкинуть на своём «Чарджере», и вступиться за кореша в тёмном переулке, а ведь когда друзья делят пиздюли пополам – это уже не так обидно.

Знакомый персонаж? И вот юный Каннингем находит себе res omnis aetatis – старый раздолбанный Plymouth Fury 58-го года. Странный старикашка готов отдать его за гроши – ну чем ни сделка всей жизни? Весь свой энтузиазм Арни вкладывает в автомобиль, который сияет ярче, чем в тот день, когда сошёл с конвейера. Да и сам Каннингем преобразился: он выкинул очки в помойку, замутил с лучшей тёлкой в школе, об которую обломали зубы все местные альфа-самцы, научился стоять за себя – ни дать ни взять человек-успех. И машина ему под стать: красная с белым красавица (на заводах таких не делали – они все были уныло-бледными), чьи агрессивные линии и классические формы до сих пор вызывают целый вихрь чувств, на зависть даже самым роковым детройтским красоткам. Разумеется, Кристина – не простой автомобиль: это машина смерти, которая уничтожит любого, кто попытается встать между ней и её возлюбленным драйвером. А если водитель вдруг решит сместить её с пьедестала своих приоритетов... Да поможет Бог такому безумцу!

Как видим, сюжет интересен, хоть и прост. В контексте книг Стивена Кинга он даже банален: библиография маэстро ужасов переполнена всемогущими текст-процессорами, взбесившимися грузовиками, кровожадными сушилками и прочими техно-монстрами. Причём в отличие от японцев, которые адаптируют под хоррор высокие технологии, Кинг любит, чтобы объект был олдскульным, отслужившим свой век, зато с богатой историей. Но нас в этой истории интересуют два мотива: преображение главного героя и обладание вещами, которые в итоге обладают тобой.

Образ задохлика, которого загоняют в такой тёмный угол, что он сам превращается в доминатора, пожалуй, один из самых интересных в кинематографе. Он требует соответствующей постановки, бэкграунда, развития, чёткого и красочного донесения до зрителя всех обстоятельств (именно донесения, а не показа), но требовательнее всего он к актёру. И в очередной раз в качестве эталона мы обращаемся к «Соломенным Псам» ("Straw Dogs", 1971) - картине, полностью посвящённой этому вопросу. Кит Гордон, конечно, не Дастин Хоффман (Dustin Hoffman), но образ он донёс. В «Кристине» мы наблюдаем 3 стадии Арни: Каннингем-лузер, Каннингем-альфа и Каннингем-ноухопер. С Каннингемом-лузером всё понятно: его личность аккуратно стелиться под ожидания родителей, сворачивается в клубок в школе и периодически получает мотивацию для развития от кореша Денниса. Такой Арни всю старшую школу получал на орехи просто за то, что он слабее. Потом он поступил бы в колледж, там усердно бы учился, устроился бы на солидную работу и нашёл тихую леди со Среднего Запада. А дальше – дом в пригороде, две машины, два холодильника, лабрадор, парочка спиногрызов и всё такое. Но не сложилось...

Каннингем-альфа похож на человека, поражённого лишаем Жибера: всю его личность покрывают розовые пятна эгоизма, равнодушия, презрения и ненависти к окружающим. Но под ними скрывается всё тот же отзывчивый парень, с которым вы ещё только вчера беседовали по дороге домой. Арни легко вживается в новую роль доминатора: даром не нужно ему покровительство кореша, в жопу заскорузлые нравоучения предков, а каждый, кто на него косо посмотрит, заслуживает последствий, какими бы необратимым они ни были. Но чем дольше Каннингем идёт по этому пути, тем меньше поступков «старого доброго Арни» остаётся в его арсенале. В итоге, периоды психической стабильности неумолимо сокращаются, и вот Каннингем уже ополчился на весь белый свет. Обречённый, конченый человек. Без какой-либо надежды. Каннингем-ноухопер уже не мыслит в категориях реального мира. Он болезненно выглядит, от его улыбки хочется выпить уксусной эссенции, а его расшатанный разум больше не в состоянии нести ответственность за необдуманные поступки. Окаменелые обломки подсознания ещё цепляются за прошлое (общение с Денисом, звонки своей подружке Ли), но, по большому счёту, Кристина его уже выпила. Тем острее воспринимается произнесённая им фраза о том, что если двое по-настоящему любят друг друга, то никто и ничто не в состоянии их остановить. Это – чистая правда, но в устах Арни истина обретает пепельно-свинцовый деструктивный привкус.

Второй важнейший вопрос: кто кем владеет? Люди вещами или вещи людьми? И неслучайно этот вопрос сквозит в картине про автомобиль. Пожалуй, из всех объектов, которыми может владеть человек, именно личный автомобиль обладает таким мощным ореолом фетиша и культа. Ведь, по большому счёту, тачка – это консервная банка, задача которой сводится к транспортировке вас из точки А в точку Б. Однако разве кто-то рассматривает авто как четыре колеса и кузов? Нет-нет, каждая модель обладает своим собственным мифическим назначением, которое активно эксплуатируют рекламные ролики: идти по жизни альтернативным путём, поездка в закат, положа руку на атласное бедро белокурой красавицы; преодоление всего и вся, ощущение себя достойнейшим. А сколько культов создано вокруг автомобилей! Chevrolet Corvette, Cadillac Fleetwood, Ford Mustang, Porsche 911... Можно придумать целые направления в фетишизме, опираясь только на название модели (а то и на тип кузова)!

А в наш век консьюмеризма, когда о тебе судят по твоим вещам, когда покупка вещей – это и необходимость, и развлечение, когда мегамоллы напоминают мегаполисы будущего... Так вот, в наш век консьюмеризма люди добровольно сдают себя в рабство вещам. Ибо вещи невозможно приручить. У них нет психологии. Они не ведут переговоров и не идут на компромиссы. Они – всего лишь вещи. И люди вверяют свои судьбы культам, которые сами же и выдумали.

Кто-то скажет, что всё это надуманно, и в фильме ничего подобного ни разу нет. Но позвольте напомнить вам: хорроры – это рефлектор. Они отражают всё: страхи, настроения, моду, социальные аспекты. Не верите – почитайте интервью дяди Ромеро (George Romero), он любит прогнать и про социум, и вообще. Что касается «Кристины» - то это хорошее, приятное кино. До полноценного хоррора оно, конечно, не дотягивает (пришлось даже матюги специально добавлять, чтобы получить "пожёстче" рейтинг R), но в нём приятный и грамотно подобранный саундтрек, отличная музыка за авторством Карпентера, неторопливый нарратив, красивые машины, знакомые всем и каждому по реальной жизни типажи... и люди, сожранные вещами. Кстати, культ Plymouth Fury родился благодаря именно этому фильму. В своё время продавалась машинка неплохо, но за фетиш её никто не считал. Наоборот, ближе к ширпотребу. А теперь, когда говорят «Кристина», подразумевают Plymouth Fury 58-го. И наоборот. Всё-таки культ – это по-своему прекрасно. Господи, храни задротов! Спокойной вам ночи!